История Рязанского Княжества. Часть 3. Границы Рязанского княжества, христианизация и торговые отношения
Географическое положение Рязанской области вообще можно обозначать средним течением Оки вместе с ее протоками. Распределение пространства и населения по обе стороны было неравное, южная часть далеко преобладала над северной. Природа края не представляет большого разнообразия в формах своей поверхности. Северная, т.е. Мещерская, сторона Оки есть низменная, болотистая полоса с тощей, песчаной почвой. В старину она сплошь покрыта была лесами, значительные остатки которых сохранились до наших времен. Не так бедна и однообразна природа на левой или собственно рязанской стороне Оки. Здесь поверхность заметно поднимается; пригорки и углубления сообщают ей волнообразный характер; почва, сначала глинистая, чем далее идет к югу, тем более и более переходит в черноземную. В старину и эта полоса была богата лесами, но они оставляли довольно пространства лугам и нивам и придавали местности более живописные виды, нежели на севере. На юге эта полоса ограничивалась той кривой линией, которая обозначает водораздел притоков Оки и Дона между верховьями Уны и Воронежа. Далее к югу леса более и более редели и уступали место кустарникам, которые переходили в открытую степь.
Первое славянское поселение, первое зерно русской цивилизации, брошенное на финскую почву средней Оки, как известно, был город Рязань. Он лежал на крутом берегу реки, версты четыре ниже устья Прони. Судя по остаткам старорязанских валов, площадь города представляла форму прямоугольника и имела в длину немного более 3/4 версты, а в ширину немного менее. Из внутренних построек города положительно известен только каменный собор во имя Бориса и Глеба.
Основание Рязани, как черниговской колонии, удовлетворяло современным стратегическим и административным потребностям. Князья рязанские, как и все другие, старались увеличивать число городов в своих волостях. Этим числом измерялось в то время могущество князей; города лучше всего закрепляли за ними туземные племена и служили защитой для края. Судя по незначительным размерам дошедших до нас городков и городищ, построение таких укреплений не представляло больших трудностей.
Главное и самое естественное направление, которому подчинилось движение рязанской колонизации, пошло вверх по Оке; она служила проводником славянской гражданственности в мещерскую глушь и была жизненной артерией для целого края. Притом борьба между Рязанским и соседним Суздальским княжествами началась уже с конца XI ст., следовательно, являлась насущная потребность оградить себя крепостями с этой стороны.
Если от Рязани пойдем вверх по Оке, то первый известный город на правом берегу, встречается нам Ожск. Далее за ним находим Ольгов*, который занимал высокий обрывистый угол, образуемый впадением в Оку речки Гусевки. Следы крепости заметны до сих пор. Между двумя упомянутыми городами лежал третий Козарь, но только на противоположном берегу реки. О нем летопись упоминает под 1147 г. "Того же лета в Резани во граде Козари от иконы святыа Пятници быша чудеса и исцелениа многа". Верстах в 12 повыше Ольгова возникал Переяславль Рязанский. Происхождение этого города связано с религиозным началом. Под 1095 г. упомянуто о заложении его около церкви Св. Николы Старого, а потом под 1198 г. говорится, что при великом князе рязанском Романе Игоревиче епископ Арсений 1-й заложил Переяславль у озера Карасева.
Верстах в 30 повыше Переяславля лежал город Борисов-Глебов, упоминаемый в летописи под 1180 г. На реке Москве близ ее устья стояла знаменитая Коломна. В первый раз в летописи она является под 1177 г. по случаю похода Всеволода на Глеба Рязанского; последнему можно приписать ее построение. Коломна, как мы видели, была первой преградой на том водном пути, которым обыкновенно суздальские князья отправлялись на Рязанскую землю.
Положение Коломны в стратегическом отношении было очень важно; отсюда понятно, почему оно становится постоянным яблоком раздора между двумя княжествами. Близ впадения Осетра, по левую сторону, возвышались укрепления Ростиславля. Это единственный рязанский город, за исключением Переяславля, об основании которого упоминают летописи.
В одно время с своим главным направлением рязанская колонизация, исходя от того же пункта, пошла еще вверх по Проне и составила другую линию укреплений, обращенную на юг. Как там представлялась потребность огородить княжество со стороны суздальцев, так здесь необходимо было воздвигнуть ряд крепостей в защиту от половцев, которые со второй половины XI в. из своих степей сильно напирали на юго-восточные украйны. Левый берег Прони, так же как правый Оки, возвышенный и холмистый, довольно хорошо соответствовал своему назначению. К сожалению, источники сохранили нам слишком мало имен, которые можно было бы разместить в этом направлении.
Пронск имел трое ворот, но было плохо с питьевой водой, колодцами. Далее нам известно еще одно поселение на берегах Прони ближе к ее устью, верстах в 30 от Рязани, по имени Добрый Сот. Летопись не называет его городом и все убеждает в том, что это было простое село**. Против него лежала переправа на пути из Пронска в Рязань.
Пространство земли, заключенное между Проней и той частью Оки, которую мы проследили, составляло неизменное, основное ядро княжества, около которого рязанские пределы в разные времена то сжимались, то расширялись. Оно имело подобие треугольника, которого вершина опиралась на город Рязань, а бока расходились по Оке и Проне. За третью сторону треугольника приблизительно можно принять линию, проведенную от истоков Прони к устью Осетра, т.е. к городу Ростиславлю. Река Осетр, если не на всем протяжении, то по крайней мере в среднем и нижнем течении своем составляла здесь естественную границу Рязанской области. Нижнее течение Осетра закреплено было за Рязанью основателем Ростиславля и Зарайска.
Центральная область Рязанского княжества, тщательно огороженная с севера и юга, только на западе представляла не ясную и мало-защищенную границу. Восточный угол треугольника, опиравшийся на город Рязань, уже несколько выдавался за естественные пределы, являлась потребность огородить столицу княжества от нечаянного нападения с той стороны. Действительно, в окрестностях древней Рязани вниз по Оке можно встретить теперь до 10 мест, носящих название городов и городищ, но от древней эпохи нам известно только два имени: Белгород и Ижеславец. Первый три раза упоминается в летописях под 1155 г. по поводу убиения в нем тысяцкого Андрея Глебова; в 1209 г. в нем умер Олег Владимирович и положен в церкви Св. Спаса; в том же году он был сожжен Всеволодом. Судя по смыслу последнего известия, Белгород находился недалеко от Рязани вниз по Оке. Ижеславец приводится в числе рязанских городов, разоренных Батыем; он, надобно полагать, лежал к северо-востоку от столицы близ устья реки Пры.
Около описанного нами треугольника рязанские владения в разные времена то сжимались, то расширялись. Но тщетно было бы старание назначить им точные пределы; они никогда не были строго определены со всех сторон, особенно в ту эпоху, на которой мы остановились. Причины заключались в малонаселенности края, который местами представлял совершенную дичь и глушь; притом Рязань лежала на русской украйне, которая незаметно переходила в бесконечные степи.
Пространство, заключенное между Окой, Клязьмой и Москвой, имело болотистую почву и почти сплошь было покрыто лесами. Славянская колонизация пока еще не проникала в эти печальные дебри. По крайней мере, мы не знаем здесь ни одного города, за исключением прибрежьев Оки. На полянах посреди лесов попадались хижины бедной Мещеры, кое-где хижины эти собирались в группы и составляли селения, особенно по течению притоков Оки.
Северная граница, отделявшая Рязанскую Мещеру от Суздальской, начиналась от реки Москвы несколько выше Коломны; ее можно провести именно от устья реки Нерской. Далее она шла приблизительно мимо верховьев Цны, Пры и Гуся и терялась в землях собственно муромских.
На востоке и юге рязанские пределы еще менее могли иметь определенный характер, нежели на севере и западе. В последнем случае распространение границ встречало сильное противодействие со стороны суздальских и северских князей, между тем как в противоположном направлении рязанская колонизация довольно свободно могла углубляться в соседние леса и степи. На востоке границы терялись в мордовских дебрях. Во-первых, город Кадом, упоминаемый под 1209 г., можно принять за крайний рязанский пункт по реке Мокше, во-вторых, при нашествии Батыя говорится, что татары стали на Онозе, а рязанские князья встретили их на границах своих владений и стали на Воронеже.
Во второй половине XI и в начале XII вв. все пространство к югу от Прони было занято кочевьями половцев, но в XII столетии славянское население мало-помалу начало оттеснять кочевников далее в степи. Недалеко от истоков Дона, как видно, лежал Кир Михайлов; по названию города можно предположить, что основателем его был пронский князь Кир Михаил; Пронск, как видно, служил митрополией придонских колоний. Далее можно еще назвать Дубок на Дону. Самым крайним укрепленным пунктом на Рязанской украйне был Елец, расположенный на нижнем течении Быстрой Сосны, он упоминается в первый раз под 1147 г.
Итак, с востока и юга Муромо-Рязанское княжество в виде дуги облегали обширные земли мордвы и половцев. Соседство дикарей, конечно, не могло не иметь значительного влияния на внутреннее и внешнее развитие княжества: отношения к ним вообще были враждебны. Реже летописи упоминают о войнах с мордвой, чаще о половцах. До XIII в. мы собственно один раз встретили серьезную войну с первыми, именно в 1103 г.; о мелких столкновениях летописцы умалчивают, слухи из этой глухой стороны, конечно, доходили до них редко. Поэтому для нас очень важно описание походов, которые были совершены в 20-х годах XIII ст. войсками великого князя Юрия II. Первый поход предпринят был осенью 1228 г. под начальством племянника Юрьева Василька и боярина Еремея Глебовича Окой и Волгой, но из-за Нижнего они воротились по случаю ненастной погоды. Зимой того же года, в январе, сам великий князь с братом Ярославом, двумя племянниками и Юрием Давыдовичем Муромским двинулся в Мордовскую землю и напал на волость Пургаса. Русские пожгли и потравили жито, избили скот, а пленников отослали домой. Мордва укрылась в леса и тверди, а те, которые не успели спастись, были избиты отроками Юрия. Отроки других суздальских князей, желая также отличиться или рассчитывая на добычу, потихоньку углубились в лесную чащу, но попали в засаду и были истреблены неприятелями, которые в свою очередь не избежали мести со стороны русских. В то же время один из болгарских князей пришел на Пуреша, другого мордовского владетеля и притом Юрьева присяжника; но, услыхав о том, что великий князь жжет мордовские села, ночью бежал назад. Русские князья воротились домой с полным успехом. В следующем году Пургас попытался было отомстить за опустошение своей волости и напал на Нижний Новгород, но был отбит. Потом сын Пуреша напал с половцами на Пургаса, истребил его войско и русских, находившихся у него в службе, так что Пургас едва спасся с немногими людьми*. В 1232 г. великий князь опять посылал свои войска на мордву с муромской и рязанской помощью; русские снова пожгли неприятельские селения. Эти войны бросают свет на географическое состояние и быт мордовского племени в те времена и приводят нас к следующим заключениям. Страна их была покрыта дремучими лесами; мордвины вели жизнь оседлую, занимались скотоводством и Земледелием, жили в селениях. Хотя городов не встречаем, но слово тверди, употребленное летописцем, заставляет предполагать какие-то особенные места, вероятно, укрепленные самой природой. Можно также предположить существование торговой деятельности по соседству с болгарами и русскими. В политическом отношении мордва не представляла никакого единства и управлялась туземными князьями. Эти князья часто находились во враждебных отношениях между собой; таковы Пургас и Пуреш. Усобицы, ослабляя силы мордовского племени, заставляли и владетелей искать себе союзников, и таким образом облегчали соседним народам доступ в глубину мордовских земель: так Пуреш прибег к покровительству великого князя владимирского, а Пургасу помогают болгары. Местные владетели настолько богаты, что могут нанимать иноземных ратников: у Пургаса находим в службе сбродную русскую дружину, а сын Пуреша приходит на него с половцами. Все это показывает, что в XII в. мордвины начинают группироваться в значительные массы, во главе которых становятся туземные князья, вероятно, соединившие в своих руках власть прежних сельских старшин. Такое соединение в массы дало им возможность с большим успехом теснить соседей, что, без сомнения, и вызвало походы в таких значительных силах со стороны великого князя владимирского, который в свою очередь воспользовался междоусобиями местных владетелей.
Южная часть рязанской украйны была охвачена ими с трех сторон; русские города на берегах Дона и поселения на Воронеже, кажется, не мешали варварским ордам иногда раскидывать свои кочевья внутри угла, который образуют эти две реки. Борьба рязанцев с половцами шла непрерывно до самого появления татар. С половины XII в. перевес заметно склоняется на сторону первых; половцам удаются внезапные набеги, но лишь только варвары заслышат, что рязанские князья собираются вместе, они немедленно бегут в степи. В преследованиях своих князья все более и более углубляются в Половецкие земли.
Трудно определить, насколько славянский элемент в продолжение первого периода в истории Муромо-Рязанского княжества проник в массу туземного населения; но, вообще говоря, в начале XIII в. он не был еще значителен. К нему принадлежало, конечно, большинство городского сословия и часть сельских жителей между Окой и Проней; особенно скоро разрасталось славянское племя по берегам Оки. От начала XIII в. до нас дошли названия пяти погостов, расположенных поблизости городка Ольгова; во-первых, все они звучат по-славянски, а во-вторых, представляют довольно значительную цифру населения, а именно: Песочна - с 300 семей, Холохолна - с 150, Заячины - с 200, Веприя - с 220 и Заячков - с 160 семей*. Пространство на север и восток от этой полосы было обитаемо почти сплошным финским населением, т.е. мерей, мещерой и мордвой, за исключением городов.
Нет возможности определить границы между крещеным и языческим населением; знаем только, что первое сосредотачивалось в той же центральной области, преимущественно по берегам Оки.
Известно, какие глубокие корни в древней России пустило монашество и как быстро, с XI столетия, начало возрастать повсюду число монастырей. В рязанском краю было так же много обителей, как и в других местах, но очень немногие из них возводят свое происхождение к эпохе дотатарской. Источники указывают только на один Олегов монастырь, который существует до сих пор в 12 верстах от губернского города на высоком обрывистом берегу Оки; глубокой лощиной речки Гусевки он отделяется от того места, где лежал городок Ольгов. Основание обители положено великим князем рязанским Ингварем Игоревичем; он вместе с братьями Юрием и Олегом построил здесь храм во имя Богородицы. При заложении храма с князьями находилось 300 бояр и 600 простых дружинников; князья отдали в монастырское владение 9 бортных участников и 5 погостов со всеми угодьями*. Это тот самый Ингварь Игоревич, который в 1217 г. спасся от бойни, устроенной Глебом и Константином. В 1219 г. он окончательно победил братоубийц; очень может быть, что вслед за тем Ингварь выстроил монастырь в благодарность за свое спасение**. К той же эпохе надобно отнести начало Богословского монастыря, если верить одному преданию, которое с ним связано.
Известно, какие глубокие корни в древней России пустило монашество и как быстро, с XI столетия, начало возрастать повсюду число монастырей. В рязанском краю было так же много обителей, как и в других местах, но очень немногие из них возводят свое происхождение к эпохе дотатарской. Источники указывают только на один Олегов монастырь, который существует до сих пор в 12 верстах от губернского города на высоком обрывистом берегу Оки; глубокой лощиной речки Гусевки он отделяется от того места, где лежал городок Ольгов. Основание обители положено великим князем рязанским Ингварем Игоревичем; он вместе с братьями Юрием и Олегом построил здесь храм во имя Богородицы. При заложении храма с князьями находилось 300 бояр и 600 простых дружинников; князья отдали в монастырское владение 9 бортных участников и 5 погостов со всеми угодьями*. Это тот самый Ингварь Игоревич, который в 1217 г. спасся от бойни, устроенной Глебом и Константином. В 1219 г. он окончательно победил братоубийц; очень может быть, что вслед за тем Ингварь выстроил монастырь в благодарность за свое спасение**. К той же эпохе надобно отнести начало Богословского монастыря, если верить одному преданию, которое с ним связано.
Что касается рязанских князей, то, бесспорно, это самая воинственная и беспокойная ветвь Рюрикова дома, в то же время самая жестокая и коварная; нигде не были так часты нарушения крестного целования, измены и злодейства между близкими родственниками. При всей своей жесткости характер рязанцев не был лишен других более привлекательных качеств: таковы неукротимая отвага или наклонность к молодечеству и постоянная преданность своим князьям.
Говоря о населении Рязанской области, нельзя не обратить особенного внимания на княжескую дружину. Количество дружинников в Рязани, по-видимому, было довольно значительное. Князья и в мирное время несколько раз являются в истории, окруженные многочисленной свитой. Боярское сословие оказывало довольно сильное влияние на события Рязанского княжества. Это влияние особенно проглядывает в усобицах, а во многих случаях бросает довольно невыгодный свет на само сословие. При раздробленности уделов и частых распрях князья, естественно, старались привязать к себе дружинников разными льготами и милостями, но бояре часто злоупотребляли своим правом совета и, вероятно, из личных целей, поддерживали раздоры князей. Очень вероятно, что при обособлении Рязанского княжества, дело не обошлось без глухой борьбы между усиливающейся княжеской властью и такими земскими начальниками, каковы были тысяцкие. Нет сомнения, что варварский элемент был в рязанской дружине сильнее, нежели в других княжествах по близкому соседству с кочевниками. Занятия сельских жителей, конечно, определялись характером страны. Не знаем, какие успехи сделало земледелие до XIII в., однако, нет сомнения, что оно доставляло главный источник пропитания там, где между лесами залегали тучные поля. Скотоводство было развито особенно в южных частях княжества, в лесах производились пчеловодство и звериная ловля, озера и реки доставляли большое количество рыбы.
Торговая деятельность по Оке получила новую силу с тех пор, как берега этой реки покрылись городками. Ока все более и более становилась главным путем сообщения между Болгарией и южной Русью*. Старинные города Муром и Рязань, по-видимому, отличались своею зажиточностью. Можно предположить, что в Рязани проживали с своими товарами купцы из южной Руси. Из Болгарии приходили сюда хлеб, металлические изделия, жемчуг, шелковые и бумажные ткани и другие предметы роскоши; южнорусские купцы привозили преимущественно греческие товары: разного рода паволоки, драгоценное оружие и церковные украшения; нет сомнения, что и новгородцы посещали Оку и привозили немецкие изделия, вина, оружие, полотняные ткани и пр. Князья, конечно, покровительствовали торговле, которая доставляла им все средства к изобилию и роскоши, между тем, как собственные их земли были богаты только сырыми материалами: мехами, воском, скотом и пр. Рязань находилась в непосредственных сношениях с жителями греческих областей и даже с византийским двором. Перед нашествием Рязань находилась в мирных, если не в дружеских отношениях с соседними княжествами. Даже половцы, по-видимому, прекратили свои набеги и опустошения в больших размерах.
Опубликовано автором: ADM от 24 нояб. 2021 г.
