История Рязанского княжества. Часть 7. Состояние княжества в конце XV и начале XVI вв.
Распространение славянской колонизации на рязанской украйне, задержанное на время монгольским нашествием, с новой силой возобновилось в XIV ст. Холмистые берега Оки продолжали застраиваться непрерывным рядом городов и сел, которые живописно кутались в темно-зеленые рощи и придавали, хотя немного однообразный, но приветливый и улыбающийся вид окрестностям окской долины.
Самое большое скопление городов в местах, когда-либо принадлежавших Рязанской области, существовало в той части долины, которая лежит между устьями Протвы и Москвы: здесь сходились два противоположных направления колонизации: одно, чернигово-северское, - вниз, а другое, рязанское, - вверх по Оке; с XIV века сюда присоединилось еще третье, - московское. На этом небольшом пространстве источники до XIV в. упоминают 16 имен. Домонгольской эпохе известны: Лобынск, Неринск, Тешилов, Колтеск, Ростиславль и Коломна; после нее: Серпухов, Кашира, Лопасна, Мстиславль, Жадене городище, Жадемль, Дубок, Броднич, Почен и Новый городок. Но положение последних мест, за исключением Серпухова и Каширы, остается для нас пока неизвестным. Из договорных грамот между Москвой и Рязанью знаем только, что Новый городок лежал на левой стороне реки, а Жадемль, Жадене городище, Дубок и Бродничь - на правой; относительно двух других - затруднение; Почен упоминается и на правой, и на левой стороне, а Лопасна, которую естественнее всего искать где-нибудь на берегу речки Лопасны, судя по смыслу грамот, лежала на рязанской стороне Оки. Впрочем, большая часть этих загадочных мест едва ли заслуживала названия городов; вероятно, это были значительные селения; по крайней мере, от них не осталось никаких ясных следов.
Северная граница, называвшаяся Владимирским порубежьем, по характеру своей природы, по отсутствию городов и селений, никогда не была строго определена; приблизительно ее можно провести по верховьям трех притоков Оки с левой стороны: Гуся, Пры и Цны и потом вверх по Оке до устья Смядвы. Западная граница довольно подробно была определена договором 1483 г.: она шла по Смядве до устья Песоченки, Песоченкой до ее верховья, отсюда к Осетру на устье речки Кудесны, от ее верховья Кудесны к Табалам, впадающим в Дон; далее по правому берегу Дона, и оканчивалась где-нибудь около устьев Быстрой Сосны или Воронежа. Восточной границей можно считать реку Гусь и левый берег Оки до речки Середней; отсюда шел так называемый Мещерский рубеж к среднему течению Цны, впадающей в Мокшу; далее, судя по смыслу договорной грамоты 1496 г., места по Воронежу составляли крайние рязанские владения на юго-востоке, и нет никакого основания думать, что весь древний Червленый Яр в то время все еще принадлежал Рязанскому княжеству.
Мимо нас промелькнуло несколько деревень, и на устье Осетра показались валы небольшого городка, если не ошибаемся, он носит то же имя*. Левый берег Оки в этих местах гораздо населеннее правого и на нем было заметно более жизни. Когда мы приблизились к устью Москвы, то налево, за песчаным отлогим берегом, можно было различить вдали башни Коломны, некогда рязанской колонии, которая уже два столетия считалась одним из самых крепких и зажиточных городов Московского княжества. При впадении Москвы в Оку стоит Голутвин монастырь, основанный по преданию св. Сергием на обратном пути из Рязани в 1385 г. Миновав еще несколько небольших деревень, мы достигли устьев реки Цны, которая уже с давних времен отделяет рязанские земли от московских, лежащие на левой стороне Оки. Направо мы оставили за собою село Городец с остатками древних укреплений; налево раскинулось довольно большое село Дединово; последнее лежит в углу, который образуется впадением правого рукава Цны в Оку, и составляет крайний пункт московских владений в этой стороне. При впадении другого рукава стоит Любутск (ныне Любуцы), первое рязанское селение на левом берегу Оки**. Затем, обогнувши довольно значительную луку, мы прошли мимо села Ловец, и, сделавши верст пять, вступили в другую подобную луку, которая изгибается между большим селом Омут*** и городом Перевицком. Здесь мы остановились на несколько часов и поднялись на гору, потому что отсюда очень удобно обозревать окрестности на далекое расстояние. Перевитск стоит на высоком холме и но своему положению представляет довольно крепкий пункт. Площадь крепости почти квадратная: восточная сторона опирается на крутой берег Оки, а три другие стороны защищены высоким валом, который с северной и южной стороны спускается в глубокие лощины, а с западной - окопан рвом. Вид на окрестности довольно живописен: Ока синей лентой извивается по широкой долине; это одна из самых прихотливых рек средней России, она не только изменяет время от времени общее направление своего течения, но и в подробностях своих беспрерывно делает изгибы и повороты: то подбегает к самой подошве правого берега, то уклоняется налево и плавно, тихо идет посреди зеленых лугов. Берега так же непостоянны, как русло: то подходят довольно близко друг к другу, то расходятся на далекое расстояние, оставляя место широким лугам, которые доставляют населению отличные сенокосы. Характер берегов различен: правый постоянно выше левого; он представляет волнообразную линию, местами крут и обрывист; холмы его покрыты частым кустарником, который ползет наверх от самой подошвы или поросли высокими тенистыми рощами; левый берег только изредка поднимается на заметную высоту, большей частью он отлог и не имеет таких ясных очертаний, как правый, потому что почва его преимущественно состоит из песка и глины. Около села Омут леса подходят к левому берегу и темной сплошной массой застилают его на далекое протяжение. По различию природы и поселения на обоих берегах не одинаковы: на правом - села и деревни очень часты; на левом - мало удобных мест для жительства, поэтому села встречаются гораздо реже, но зато они значительнее по объему.
Верстах в 15 от Перевитска мы поравнялись с селом Романовским, которое в конце XV в. принадлежало великой княгине Анне. Земляные укрепления все еще придают ему характер городка, но они уже не имеют стратегического значения и оседают все более и более. Недалеко от Романовского стоит деревня Вакино*. Далее мы проехали несколько сел, между прочим, Сельцы - на левом берегу и Кузминское - на правом**; затем достигли устья речки Солотчи и вступили в область монастырей.
При самом устье на левом берегу Оки стоит знаменитый монастырь Солотчинский, основанный в конце XIV в. Олегом Ивановичем; здесь покоится прах Олега и его супруги. Верстах в двух или трех к северу находится обитель Зачатейская, основанная княгиней Ефросинией; а верстах в пяти к югу Аграфенина пустынь, которая построена последней рязанской княгиней Агриппиной в 1507 г. На другом берегу Оки неподалеку стоит монастырь Богословский, происхождение которого, если верить местному преданию, теряется в глубокой древности. Монастыри почти совсем закутались в лесную чащу, так что издали едва заметны верхушки колоколен. Глухие, уединенные места в этой стороне издавна служили убежищем для людей, которые удалялись от мирских треволнений. У одного из таких пустынножителей, может быть, недалеко от тестя, окончил свою бурную жизнь князь Юрий Святославич Смоленский в 1407 г.* На устье Вожи мы заметили курганы, поросшие кустарником - это памятники знаменитой битвы москвитян с татарами в 1378 г. Верстах в трех отсюда на берегу речки Быстрицы возвышается опять неизвестный городок (теперь Малое или Перекальское городище); потом промелькнуло несколько деревень, разбросанных по окраине крутого берега. Мы вошли в Трубеж, наиболее значительный между рукавами Оки, миновали устье Павловки и подъехали к самым стенам Переяславля Рязанского. Тут опять остановимся на некоторое время и постараемся поближе познакомиться со столицей княжества.
Переяславль составился из двух отдельных крепостей, из которых одна удержала за собой преимущественно имя города (кремля), а другая стала называться острогом. Обе части расположены между речками Лыбедью и Трубежем. Город занимает угол, образуемый устьем Лыбеди (озеро Карасево), и имеет форму прямоугольника; холм, на котором он построен, обрыт со всех сторон и приподнят вверх посредством насыпи; длинные бока площади имеют 230 сажень, а короткие - 150. Западная сторона защищена валом в 5 сажень вышины и в 3 ширины; у подошвы его идет глубокий ров, наполненный водой (озеро Быстрое); три остальные стороны спускаются отвесно в Трубеж (северная) и в Лыбедь; они укреплены деревянными стенами. По углам и между углами возвышается до 12 башен; главных ворот двое: одни, южные, выходят на конную площадь (теперь старый базар) и называются Рязанскими; другие обращены на запад к острогу и известны под именем Глебовских. Внутри крепости замечательны следующие постройки: во-первых, княжеский терем - высокое каменное здание с узкими окнами, обращенное фасадом к Трубежу; сзади к нему примыкают разные надворные строения. Терем со всех сторон окружен храмами: направо от него - Духов монастырь; налево - церковь Успенья Богородицы (ныне теплый соборный храм в Рязани). Последняя служит усыпальницей для преемников Олега; направо стоят гробницы: Федора Ольговича, Ивана Федоровича, Василия Ивановича, Ивана Васильевича и Федора Васильевича Третных, а на левой стороне - прах великих княгинь Софьи Дмитриевны и Анны Васильевны; скоро подле них займет свое место гробница Агриппины Федоровны. Тут же стоит Архангельский собор, который служит домовой церковью для княжеской фамилии; далее, к середине города, монастырь Спаса Преображения. На западной стороне на берегу Быстрого озера стоит церковь Николы "Старого зерно" города Переяславля; на восточной стороне на берегу озера Карасева - кладбищенский храм Иоанна Златоуста, построенный по повелению Ивана Васильевича Третного в 1485 г. Благодаря княжеской грамоте, жалованной священнику Златоустовской церкви, мы имеем некоторые указания на соседнюю часть города в конце XV в. "Около храма с трех сторон на кладбище (отмерено) по пяти сажен, а от улицы к храму три сажени, а по левую сторону того храма Карасево, а по другую сторону проезжая улица, да на той же улице по конец ряду стоит богадельня, а ширина той улицы три сажени; да к тому же храму дано под дворы земли по городовую стену в поперечину и в длину с третью сажени двадцать по косую улицу и по двор священника архидьяконскаго, а по другую сторону живет великого князя стольник Ивань Башмаков ... А приход к Златоусту серебряники все и пищальники. Да к тому ж храму дворовое место на улице Волковой, где лавка, поставил торговый человекъ Иван Смолев из оброку на темьян, и на свечи, и на вино служебное к Ивану Златоусту. Да за рекою Окою луг, ужитня, идучи къ Пустыне на лево четыре десятины Буяновской. По воскресным дням на молебнах у Бориса и Глеба степеная места под соборными на право Златоустинский священникъ станет, а под ним Николы Старого. А Никола Старый стоит на Быстром озере на берегу, и то есть озеро святое, и озеро Карасево свято ко прочищению очей". Кроме упомянутых, в городе есть еще несколько церквей. За исключением небольшой площади около княжеского терема, остальное пространство тесно застроено домами бояр, церковнослужителей, боярских детей, торговых людей и различных ремесленников. Таким образом, крепость Переяславля имеет характер древнего детинца; она может быть доступна неприятелям только с западной стороны; следовательно, чтобы добраться до города, надобно прежде овладеть острогом.
Острог вместе с посадом вытянулся по крутому берегу Трубежа, который защищает его с северной стороны; с южной он опирается на берег Лыбеди, а с других сторон опоясан и пересечен глубокими оврагами; так же как и город, острог окружен деревянными стенами. Первое место между зданиями занимает здесь соборная церковь Бориса и Глеба, которая стоит во Владычней слободе над самым берегом Трубежа. Рязанские князья щедро одарили ее вотчинами и разного рода льготами. Подле собора находится владычный двор с Анастасьевской церковью (ныне Семинарская). По другую сторону Лыбеди идут различные подгородные слободы: рыбная, конная, ямская и пр. По недостатку камня и обилию лесов все постройки в Переяславле сделаны из дерева, за исключением княжеского терема и некоторых храмов. В этом обстоятельстве и в тесноте улиц заключалась причина страшных пожаров, которые нередко опустошали город; особенно памятен последний пожар 1494 г. Окрестности Переяславля наполнены рощами, монастырями, деревнями и мельницами; так, при впадении Павловки в Трубеж стоит монастырь во имя Св. Троицы; против него на острове между Окой и Трубежом находится Богоявленская обитель, и тот и другой окружены густым бором. С крепостной стены открывается особенно живописный вид на заречье: у ног вьется Трубеж, за ним налево чернеет лес, направо зеленеют луга, далее за Окой видно несколько сел, разбросанных по холмам; заметнее других между ними Пустынь, Шумашь и Дубровичи.
Осмотрев столицу, продолжаем свое путешествие вниз по Оке. Отъехав верст 15 от Переяславля, мы поравнялись с городком Ольговым, который известен в истории по битве между рязанцами и дружиной Всеволода III в 1207 г.; он стоит на крутом холме в углу, который образуется впадением речки Гусевки в Оку. По другую сторону Гусевки выглядывают из леса главы и кресты Ольговой обители, основание которой, как мы говорили, восходит к началу XIII в. Олег Иванович придал монастырю село Арестово со многими угодьями и доходами; он сам говорит в жалованной грамоте, что сделал это пожертвование по обету, произнесенному во время его удаления из Переяславля (может быть, после Скорнищевской битвы).
атем миновали несколько сел на левом и на правом берегах, между прочими Казарь и Остромино. Вот устье речки Листани, которой имя прославлено геройской защитой царевича Мустафы в 1454 г. Огромный курган, на котором укрепились татары, возвышается около истоков речки, но он совершенно закрыт густым лесом*. Прошли устье Тысьи и Исьи, видели остатки Ожска и еще двух или трех древних городков, на месте которых процветают теперь мирные села. Вот игривая Проня вливает свои струи в Оку у подошвы холма, который венчают валы небольшой крепости.
Соединившись с Проней, Ока вдруг делает поворот налево и течет прямо на север до устья Кишны, потом опять изгибается на юго-восток. Отъехав верст пять от устья Прони, мы подошли к городу Рязани, - этому зерну, из которого развилось обширное Рязанское княжество. В нем незаметно теперь прежнего блеска и жизни: татарские погромы и перемещение великокняжеской резиденции положили на него печать запустения; только древний Борисоглебский собор, наполненный гробницами Рязанских Ярославичей; старинный княжеский терем и еще два-три храма, построенные из камня, напоминают минувшее значение города. Вместе с блеском к новой столице перешло и само имя Рязани, под которой стали разуметь собственно Переяславль, а прежняя резиденция уже в официальных грамотах конца XV и начала XVI вв. называется Старой Рязанью*. На левой стороне Оки против Рязани лежит село с монастырем и остатками древнего городка, может быть, Зареченска.
Теперь в коротких словах сообщим сведения, собранные нами в остальное время нашего путешествия по Оке. Далее, вниз от Старой Рязани, до самого устья Пры прибрежные места оживляются довольно частыми селениями, таковы: Гавриловское, Селезнево, Хмелево, Федотьево; Исады - очень живописная и веселая местность, с именем которой связана известная катастрофа 1217 г.; Вознесенское и пр. Нигде не заметили мы такого скопления древних городков, как в этой части княжества; к несчастью, большая часть их имен осталась для нас неизвестна. Знаем только, что около устья Кишны лежали развалины Белгорода; к востоку от него существовал город Воинов. Еще далее на правом берегу Оки лежит село Шилово на месте древнего города того же имени; около устья Пры находятся селение Свинчус на правой стороне и Ижевское - на левой, образовавшиеся на месте городов Ижеславля и Свинеска. Между многими монастырями мы заметили еще два: Облачинскую пустынь по соседству с Исадами на правом берегу, и Терхов монастырь, расположенный на одном острове Оки, недалеко за Шиловым.
Около древнего Свинеска или устья речки Середней кончались владения рязанских князей, но на левом берегу они простирались еще до реки Гуся. Недалеко от впадения последней в Оку опять видны земляные укрепления какого-то городка, вероятно, это был крайний укрепленный пункт в северо-восточном углу Рязанской Мещеры.
Дальнейшее течение Оки опять вступало в область Московского княжества. Соседями рязанцев в этой стороне были касимовские татары. В 1471 г. Иван III отдал город Касимов во владение служебному царевичу Кайсыму и его потомкам с тем, чтобы они защищали здесь русские пределы от татарских набегов, а до того времени Касимов назывался Новым Низовым Городком. В 600 саженях ниже его на Оке существовал в древности Мещерский Городок, который был разорен татарами в 1376 г.
Осмотрев берега Оки, обратимся к другой жизненной артерии древней Рязанской области, к реке Прони. И на ее бугристых берегах путешественник видел многочисленные селения; особенно они часто попадались на нижнем течении Прони, начиная от впадения в нее реки Рановой. Грамоты XIV и XV ст. сохранили для нас имена следующих деревень, расположенных на этом пространстве: Неретин починок, Толпино, Перкино; Добрый Сот, известный с начала XIII в.; Столицы и Лучинское - на левом берегу Прони; Засечье, Муняково и Жерновищи - на правом. Но из городов на реке Проне по-прежнему исторически известным остается только древний Пронск; а между тем остатки земляных укреплений убеждают нас, что некогда городки здесь были так же часты, как на Оке.
После берегов Оки и Прони самое густое население княжества заключалось в пространстве между этими двумя реками. Села и деревни особенно теснились по более значительным речкам: Осетру, Мече, Пилесу, Воже, Павловке, Плетеной, Исье, Истье и Жраке. Остатки древних крепостей, рассеянные по всей этой полосе, преимущественно скопляются в треугольнике между Окой, Осетром и Вожей, следовательно в той стороне, откуда постоянно грозила опасность рязанской самостоятельности. Самым значительным местом в этом треугольнике после Перевитска был Зарайск; имена других городов до нас не дошли. Естественно, раздаются вопросы: "Почему их имена изгладились совершенно из народной памяти, между тем как на каждом шагу встречаем или остаток вала, или название деревни, которое намекает на местность существовавшего когда-то города? В каком отношении находятся эти обломки старины к древним рязанским городам? И, наконец, что это были за города?" Трудно отвечать на подобные вопросы, не имея достаточно данных. Попытаемся сделать несколько соображений.
Главной причиной размножения городов, кроме внешней защиты, была потребность, князей закрепить за собой владение землями; только в тех местах мог свободно распоряжаться князь лично или посредством своих наместников, в которых стояла крепость, оберегаемая его дружинниками. Будучи стратегическими и административными пунктами, города, как известно, становились в то же время семенами христианства и славянской народности на финской почве. В XV ст. их роль на некоторых местах была окончена: население в треугольнике между Окой, Проней и Осетром почти все было крещеное, с явным преобладанием славянского элемента в своем составе; в административном отношении затруднений не встречалось; во внешней защите со стороны Москвы, при подчиненных отношениях к ней Рязани, не было надобности. Оставалась оборона на юге со стороны степей, но охранение русских пределов от татарских нападений в течение XV в. московское правительство, главным образом, принимает на себя. Древние города уже не соответствовали новым потребностям в военном отношении - они были слишком малы, неудобны, и не могли остановить больших масс, набегавших из Крыма. Поэтому государи московские, ограждая в XVI в. юго-восточные границы, приказывают укреплять только самые значительные города, строить новые остроги на сторожевых линиях и насыпать сторожевые курганы. А между тем древние укрепления приходили в ветхость; земляные валы осыпались; деревянные стены и башни быстро уничтожались от действия различных причин, и города обращались в села, если не подвергались совершенному запустению. То же самое превращение испытывали в свою очередь остроги, построенные московскими воеводами, по мере того, как пограничная линия отодвигалась все далее к югу. Следовательно, далеко не все городки, городища и курганы юго-восточной России по своему происхождению относятся ко временам удельным. Первый намек на древний рязанский город, обратившийся в село, мы находим в конце XV в., а в начале XVII в. встречаем здесь уже большое количество городищ и городцев.
О рязанских землях на севере от Оки мы можем только предполагать, что эта болотистая и лесная сторона очень мало изменилась после XIII ст., за исключением мест ближайших к центру княжества; только на берегах нижней Пры заметны следы исторической жизни по некоторым остаткам городов. Почти так же бедны наши географические сведения о населении Мещерской земли по другую сторону Оки: в договоре 1496 г. упоминаются только Карабугинский уезд, Пластиково, Бовыкино и мордовские волости по Цне.
Кроме области средней Оки, в состав Рязанского княжества постоянно входили земли по верхнему течению Дона и его притоков, преимущественно с левой стороны. Населенность этих земель была очень бедная; вот почему и географические известия о них чрезвычайно скудны. Договор братьев называет в той стороне только три места: Тешев, который надобно искать где-нибудь между Воронежем и Доном*; Братилов, неизвестно где находившийся, и Романцев, вероятно то же, что Иваново-Романцево, о котором говорится в договоре с Москвой 1483 г., и который по смыслу грамоты лежал где-то по левую сторону Дона. Даже плодоносные берега этой реки в конце XV и начале XVI вв., по-видимому, немного были населеннее, нежели с небольшим за сто лет, когда они, если верить описанию Пименова хождения, представляли одну безлюдную пустыню с развалинами древних городов. Главной причиной такого явления была постоянная опасность со стороны кочевников; беспрерывные крымские набеги в XVI ст. окончательно стерли признаки древней населенности в этом крае, так что в географическом описании Московского государства XVII века по Дону встречается более татарских переметов и крымских бродов, нежели русских селений. К немногим прежним именам городов на берегах Дона можно прибавить еще Донков. Герберштейн говорит о нем, как о старинном, разрушенном городе; в его время это место было известно тем, что подле него грузили свои суда купцы, отправлявшиеся в Азов и Кафу.
Переходя к характеру местной природы и к естественным произведениям страны, обратимся сначала к тем иностранным путешественникам, которые посетив Восточную Европу в XV и XVI вв., оставили нам несколько известий о Рязанском княжестве. Их было трое: два венецианца, Иосафат Барбаро и Амвросий Контарини, и третий немец, известный барон Герберштейн.
Известие Барбаро относится ко второй половине XV в.: "Переехав через Эрдиль (Волгу), по направлению к западу, - пишет он, - на расстоянии пятнадцати дней пути, встречаются по берегу реки бесчисленные племена татар. Они простираются до самых пределов России, на границе коей находится город (Terriciola) Рязань, подвластный одному из родственников Иоанна, великого князя российского. Жители Рязанской земли все до одного христиане и исповедуют веру греческую. Страна их изобилует хлебом, скотом, медом и другими сельскими продуктами (et altre buone cose); она вообще лесиста и довольно хорошо населена. В Рязани приготовляют особенный напиток вроде нашего пива, называемый бузою (bossa). Несколько далее встречается город Коломна, укрепленный подобно Рязани деревянными стенами. В обоих городах все строения деревянные, по недостатку каменного материала. За Коломной, в расстоянии трех дней пути, течет значительная река Москва, на которой стоит город того же имени".
Контарини сам проезжал по Рязанской земле, и потому его заметка для нас особенно интересна; к сожалению, она слишком коротка и повторяет почти то же, что сказано у Барбаро. На обратном пути из Персии в отечество, Контарини присоединился к свите послов московского и персидского; первый, называвшийся Марком, возвращался в Москву, а второй был отправлен к Ивану III Узун-Гассаном. "12 сентября 1476 года, - рассказывает Контарини, - вступили мы, наконец, с благословением Божим, в землю русскую, и первый предмет, представившийся нашим взорам при въезде в оную, была небольшая деревушка, окруженная лесом. Жители этой деревушки, услышав, что Марк находится в караване, вышли к нему навстречу в большом страхе, опасаясь бывших с нами татар, и принесли несколько сотового меду, которым он поделился со мною. Это пособие пришлось весьма кстати, ибо все мы до такой степени отощали от продолжительного пути, что едва могли держаться на лошадях. Отправившись далее, прибыли мы в город Рязань, принадлежащий одному князю, имеющему в супружестве сестру московского государя. Все строения в нем деревянные, не исключая и самой крепости. Здесь мы в изобилии нашли хлеб, мясо и напиток, приготовляемый из меду. Отсюда пустились далее, проезжая по огромным лесам, и под вечер остановились для ночлега в русской деревне, где спокойно отдохнули, ибо, по милости Божьей, находились уже в безопасном месте. Потом приехали в другой город, именуемый Коломной, который расположен на берегу реки Москвы. Через реку здесь построен мост. Из Коломны Марк отправил меня вперед в Москву, ибо караван намерен был помедлить несколько своим прибытием".
Но бесспорно самую лучшую характеристику древнего рязанского края мы находим у знаменитого барона, которого записки относятся к первой половине XVI в. "Рязанская область, - говорит Герберштейн, - расположенная между Окой и Доном, имеет деревянный юрод недалеко от берега Оки. В нем была некогда крепость, которая называлась Ярослав: от нее остались теперь только следы. Близ этого города посреди Оки есть остров, называемый Струб - некогда великое княжество с независимым владетелем*. Коломна лежит на юго-востоке от Москвы; потом следует Рязань, которая отстоит от Москвы на 36 германских миль. Эта область есть самая плодоносная между московскими провинциями: в ней, как говорят, одно зерно дает по два и более колосьев, которые растут так часто, что лошади с трудом проезжают по ним и перепелки едва могут из них вылетать. Здесь великое множество меду, рыбы, птиц и зверей; древесные плоды гораздо лучше московских; а народ очень смелый и воинственный (gens audacissima, bellicosissimaque)". Оку он характеризует следующими словами: "Берега ее покрыты густыми лесами, которые изобилуют медом, белками, горностаями и куницами. Все поля, орошаемые ею, чрезвычайно плодородны; в особенности эта река славится богатством рыбы, которая предпочитается рыбе прочих московских рек (более всех муромская). В ней водятся: белуга, стерлядь, севрюга, осетр и белорыбица превосходного качества; думают, что большая часть этой рыбы заходит в Оку из Волги".
Все приведенные показания иностранцев сводятся к одному результату: рязанская земля была очень лесиста и отличалась богатством естественных произведений. Тот же самый результат можно вывести из всех дошедших до нас грамот, жалованных духовенству на разные поместья: они постоянно трактуют о бортных угодьях, пожнях (сенокосах), нивах, бобровых угонах и рыбной ловле. О разнообразии и богатстве животного царства в этом краю свидетельствует одно место из путешествия Пимена, приведенного выше. На пустынных берегах верхнего Дона путникам во множестве встречались: козы, лоси, волки, лисицы, бобры, выдры, медведи; орлы, гуси, лебеди, журавли и пр.
Разумеется, характер природы не везде был одинаков, а сообразно с тем распределялись и естественные произведения, т.е. средства пропитания, которые в свою очередь обуславливали быт населения. Песчано-глинистая и болотистая почва в северной части княжества, на мещерской стороне Оки, была не способна к хлебопашеству, зато почти сплошь была покрыта лесами, преимущественно красными; главное занятие жителей в этой стороне составляла звериная и рыбная ловля. Средняя полоса более других отличалась разнообразием и богатством произведений; песчаная почва, перемешанная с большим количеством чернозема, представлялась очень удобной для земледелия; густые, преимущественно черные, леса начинали заметно редеть и уступать место полям, засеянным разного рода хлебом. Тучные пажити, залегавшие по течению реки, давали обитателям средство содержать значительное количество скота. Пчеловодство, звериный и рыбный промыслы существовали здесь наряду с земледелием. Южная часть княжества, самая обширная по своему протяжению, владела превосходным слоем чернозема, но по малочисленности оседлого населения только в немногих местах встречались обработанные поля. Эта полоса составляла переход от северной лесной природы к южнорусским степям. Там, где сближались между собой верховья Воронежа и его притоков с верховьями Пары, Рановой и Хупты, почва состояла из топких пространств, поросших мелким лесом, на что указывают имена речек Ряс. Скопление влаги в этой полосе объясняется водоразделом притоков Дона и Оки. Около верховьев первого широкие поля кое-где зарастали рощами и кустарником; так, знаменитое Куликово поле в конце XIV ст. было отчасти покрыто лесом. Но далее к югу, начиная от Выстрой Сосны и нижнего Воронежа, открывалось ровное, степное пространство. Главное занятие населения в южной полосе, конечно, было скотоводство; заметны также следы пчеловодства, звериной и рыбной ловли. Одним из самых важных промыслов в древней России считалась охота за бобрами; судя по грамотам, бобровые угоны встречались на всем протяжении Рязанских земель, т.е. по Оке, Проне и на Дону.
О полной внешней независимости рязанских князей не может быть и речи почти в продолжение целой истории княжества; такая независимость встречалась только эпизодически. С первой половины XIII в. и до второй половины XV в. рязанцы пережили все степени татарского ига, пока оно не уничтожилось совершенно. В начале XIV в. выступают на сцену отношения к великим князьям московским как продолжение прежних владимирских, а во второй половине того же века они становятся на первый план. Для определения этих отношений мы имеем пять договорных грамот, которые охватывают более столетия (1381-1483), и которые в главных чертах почти повторяют друг друга: во-первых, великие князья рязанские постоянно обязываются иметь московских себе старшими братьями (один раз дядей, что означало почти то же самое), форма отношений сохраняет еще прежний семейный характер, но в сущности название старших и младших братьев давно уже потеряло свой первоначальный смысл; в XIV и XV вв. оно просто выражало большую или меньшую подчиненность слабейших князей. Другой характер выражения встречается в договорной грамоте с Витовтом: вместо родственных имен рязанские князья дают ему титул господаря; это различие основано на чуждом Рюрикову дому происхождении литовских князей, но, в сущности, зависимость от Москвы и Литвы имела одинаковое значение. Как необходимым условием татарского ига был ордынский выход, так главной статьей подчинения Москве служило обязательство иметь общих врагов и союзников или просто военная помощь. Далее замечательно повторяющееся условие о третейском суде между московскими и рязанскими князьями. "А что ся учинит меж нас наше дело, князей великих, и нам отсылать бояр, и съехався, учинять исправу. А чего не могут управить, о чем ся сопрут, ино едут на третей. А на кого помолвит третей, и виноватый перед правым поклонитца, а взятое отдаст. А не отдаст, ино у него отняти, а то не в измену ... Атретей межи нас, кто хочет, тот поимянует три князи христианские ("трех князей наших земель" № 115), а на ком ищут, тот себе изберет из трех одного. А судьи наши общие о чем сопрутся, ино им третей по тому ж". Разумеется, и на эту статью опять можно смотреть не более, как на условную, с течением времени установившуюся форму. Со времени Олеговой смерти до 1520 г. Рязанское княжество прошло сквозь все оттенки московского владычества только в обратной прогрессии сравнительно с татарским игом.
Рядом с московскими отношениями идут постоянные притязания великих князей литовских на господство в Рязани, начиная с Витовта. Подобные притязания очень ясно выразились в договоре Василия Темного с Казимиром IV, по которому рязанский князь, если бы захотел, мог беспрепятственно подчиниться Литве. Этот договор нисколько не изменил установившихся тогда отношений к обоим соседям. Тем не менее в 1493 г. Александр Литовский, отправляя в Москву посольство для мирных переговоров, между прочим наказывает ему следующее: "Об Великом князе Рязанском в новом договоре поставить такую же статью, как и в прежнем; но если он (Иван III) не согласится, то пусть наши послы емууступят, чтобы это обстоятельство не помешало заключению мира". Иван III не счел нужным повторять отцовскую уступку, и в договорной грамоте о рязанских князьях сказано таким образом: "Великий князь рязанский Иван Васильевич с братом, детьми и землею в твоей стороне великого князя Ивана; а мне великого князя Александра их не обижать и в земли их не вступаться, если же они мне сгрубят, то я должен дать об этом знать тебе, великому князю Ивану, а ты мне должен дать удовлетворение"*. Этим договором литовский князь отказался от прежних притязаний и официально признал московское господство в Рязани. Попытка Ивана Ивановича переменить одну зависимость на другую только доказала удивительную прочность существовавшего порядка вещей: религия и народность уже вступили в крепкий союз с умной политикой московских государей.
Отношения к западным соседям, князьям: тарусским, новосильским, одоевским и Воротынским определялись смотря по тому, от кого зависели эти князья, от Москвы или Литвы. В первом случае договорные грамоты говорят таким образом: "А что ся учинит меж нас в любви, о чем ни будет слово, о земли, или о воде, или об ином о чем, и нам отослать своих бояр, они съехався, учинят исправу. А о чем ся сопрут, и они едут на третей, кого себе изберут. И на кого третей помолвит, и виноватой отдаст. А не отдаст, и правый пошлет к тобе, к великому князю Юрью Дмитреевичу, и тобе, великому князю, к виноватому послати в первые, и в другие, и в третьи. А не послушает виноватый тобя, великого князя, и тобе, великому князю, то отправити, а целованья не сложити, а то не в измену. А коли позовутся на третей, кого себе изберут, а в то веремя на того будет рать, кого позовут, или будет сам ратью пошел, или будет у него посол татарский в земли, ин за тем не поедет на третей, в том ему вины нет. А возмут на него в то время грамоту, ино та грамота не в грамоту, а позовутся изнова на третей, как ся утишит, да учинят исправу изнова. А тобе, великому князю, того исправити, что ся в то время учинило в замятное". Во втором случае северские князья в договорах с литовскими говорят таким образом: "С тыми (великими князьями московским, рязанским и пронским) нам суд свой имети по старине; а чого промежи себе неуправим с тыми великими князи в докон-чаньи, ино королю за то стояти и управляти, коли тыи три князи великий верху писаный с королем и великим князем будут в доканчаньи".
Очень интересно было бы узнать характер и подробности взаимных отношений между родственными ветвями князей рязанских и пронских. К сожалению, не сохранилось ни одного договора, заключенного между ними. Что подобные договоры всегда существовали, на это указывают слова одной из упомянутых грамот: "А со князем с великим с Иваном Володимеровичем взяти любовь по давным грамотам" (№ 36). Из тех же грамот можно заключить, что в течение 50 лет после смерти Олега, исключая 1408 год, эти отношения не были враждебными и основывались на правах равенства под влиянием московского правительства. Третейский суд между ними определяется следующими словами. "А что ся учинит межи вас какова обида, и вам отослати своих бояр, ино учинят исправу. А о чемъ ся сопрут, ино им третей митрополит. А кого митрополит обвинит, ино обидное отдати. А не отдас
Опубликовано автором: ADM от 26 нояб. 2021 г.
